Зачем А. П. Чехов щипал рождественского гуся? Любимые блюда писателя
Антона Павловича Чехова можно с уверенностью назвать гурманом. Именно ему принадлежит известная фраза: «Кто не придает должного значения питанию, не может считаться по-настоящему интеллигентным человеком».
В детстве он торговал в бакалейной лавке отца. Жестяные банки с керосином вперемежку с духами и сахарными головами, аравийские кофе, цитрусовые и провансальские масла, итальянские вина и сырные головы — все это окружало Чехова с юных лет.
Питались Чеховы весьма скромно, мясо и птица были только по большим праздникам, зато рыба была всегда. Мать будущего писателя, посылая сына на рынок за рождественским гусем, наказывала, чтобы у дома он пощипывал птицу, а та кричала. Пусть соседи знают, что к Рождеству у Чеховых будет запеченный гусь.
Любимым блюдом Антона Павловича были караси в сметане. Будущий писатель часто просиживал с удочками на берегу Таганрогского залива. Отправляясь на рыбалку, он прихватывал еще и сковородку, чтобы жарить пойманных бычков.
«Из рыб безгласных самая лучшая — это жареный карась в сметане; только, чтобы он не пах тиной и имел тонкость, нужно продержать его живого в молоке целые сутки», — говорит один из героев рассказа «Сирена».
Этот рассказ часто называют поваренной книгой Чехова — с таким изыском, с таким упоением описываются блюда судьями мирового суда, проголодавшимися после длительного заседания.
«Самая лучшая закуска, ежели желаете знать, селедка. Съели вы ее кусочек с лучком и с горчичным соусом, сейчас же, благодетель мой, пока еще чувствуете в животе искры, кушайте икру саму по себе или, ежели желаете, с лимончиком, потом простой редьки с солью, потом опять селедки, но всего лучше, благодетель, рыжики соленые, ежели их изрезать мелко, как икру, и, понимаете ли, с луком, с прованским маслом… объедение! Но налимья печенка — это трагедия!», — устами героя советует писатель под водочку.
Готовить в семье Чеховых любили. Александр Павлович, брат Антона Павловича, вспоминал о визите к тетке. Вареная кукуруза, лещи, запеченные с икрой и капустой, пироги с вишневым и крыжовенным вареньем. А еще белый суп с раковыми шейками, овощное соте, селедка провисная — вкусной еды хватило бы на роту солдат.
Писатель делал рабочие записи, в которых, с присущим ему юмором, писал и на кулинарные темы, описывая обеды в гостях:
«…у меня деньги на исходе. Приходится жить альфонсом. Живя всюду на чужой счет, я начинаю походить на нижегородского шулера, который ест чужое, но сверкает апломбом».
Признавал Чехов и десерты, на даче наслаждался урожаем ягод. Но особо любил блины, однажды посвятил им целое эссе.
«Печенье блинов есть дело исключительно женское… Повара должны давно уже понять, что это есть не простое поливание горячих сковород жидким тестом, а священнодействие, целая сложная система, где существуют свои верования, традиции, язык, предрассудки, радости, страдания… Да, страдания… Если Некрасов говорил, что русская женщина исстрадалась, то тут отчасти виноваты и блины».
Герои Чехова любят поесть и едят много. В рассказе «Глупый француз» на размышления о русской ментальности господина Пуркуа подвигло созерцание поедания блинов. Несчастный француз решил было, что молодой господин решил свести счеты с жизнью посредством… еды. «Этот человек хочет умереть. Нельзя безнаказанно съесть такую массу», — ужасается иностранец. Пуркуа даже пытался отговорить молодого человека от суицида, но русский господин не понял и после горы блинов с икрой заказал еще и селянки. С ужасом оглядел трактир Пуркуа, перед каждым посетителем высились целые горы!
Сам же Чехов, отвечая на вопрос, зачем интеллигентному человеку столько есть, отвечал:
«Человек становится сыт и впадает в сладостное затмение. Когда глаза слипаются и во всем теле дремота стоит, приятно читать про политику: там, глядишь, Австрия сплоховала, там Франция кому-нибудь не потрафила, там папа римский наперекор пошел — читаешь, оно и приятно».